Кинодокументалист был из посёлка «Конопляное» (Kanepi), а художница плела ковры из полыни, пахнущие абсентом… Что это? Совпадение или судьба? Колдовство или родство душ?

2 ноября 2024 года в Канепи состоялось открытие выставки Зои Лебедевой. После которого, за чашкой — травяного (ещё одно совпадение) — чая мы говорили о мистике и свободе, любви и политике, вспоминали её мужа — Вайду Видила (Vaidu Vidil) и мечтали о новом музее. В котором нашлось бы место для них обоих.

Всё было странно в тот день. Как, впрочем, наверное, и должно быть 2 ноября — в День всех святых. Или поминовения усопших. Или всех душ — Hingedepäev — как ещё называют его в Эстонии.

Странная ночь накануне — со штормовым ветром, в клочья рвавшим крыши зданий, ломающим деревья и оставившим в итоге без света больше 15 тысяч домохозяйств.

Странная погода днём — то с ослепительным солнцем, то с зарядами мокрого снега.

Странные совпадения, случившиеся буквально у каждого и с каждым из нашей небольшой компании.

И, наконец, странные, во всех смыслах, но прекрасные, во всех отношениях, люди, с которыми нам посчастливилось встретиться. И ради которых, без сомнения, стоило мчаться через всю Эстонию и обратно. Даже чтобы провести вместе всего лишь каких-то три часа.

Местечко Канепи находится на юго-востоке Эстонии. От Таллинна до него больше 250 километров.

Оно расположено довольно далеко и от университетского от Тарту, и курортного Отепя, и вообще в стороне от больших дорог. Живут здесь немногим больше 500 человек.

Но! Есть у этого крохотного посёлка нечто, чем гордится каждый его житель и что сделало его знаменитым, не побоюсь этого слова, на всю страну. Это — их народный, или общинный, дом. По-эстонски Kanepi seltsimaja. Построен он был в 1887 году и стал первым общинным домом в Эстонии.

Судя по афишам у входа, книгам и картинам, украшающим залы, а также ткацкому станку, занимающему одно из помещений на втором этаже здания, культурная, творческая и общественная жизнь в этом доме идёт весьма активно.

И сегодня, 2 ноября, в День всех святых и поминовения усопших, здесь происходило открытие очередной выставки — известной удмуртской художницы Зои Лебедевой.

Детство и юность Зоя провела в селе Бураново, прославившемся благодаря фольклорному коллективу «Бурановские бабушки».

Кстати, к созданию этого ансамбля она тоже имела самое непосредственное отношение — предложила и активно настаивала на том, чтобы в репертуаре этого коллектива было больше песен на удмуртском языке. Что, впоследствии, и выделило его из множества подобных.

Сама же Зоя стала известной после того, как в 1990-х годах создала собственную, авторскую технологию ткачества с использованием мотивов национального искусства. Особенностью этой уникальной технологии является то, что панно создаются из высушенных растений и трав. Отсюда и название для неё, которое, кстати, Зоя придумала тоже сама, — флор-текстиль.

Травы для своих работ Зоя, почти как та принцесса Эльза из сказки Андерсена «Дикие лебеди», собирала на лугах Удмуртии. А поскольку самым распространённым на них растением является полынь, из неё, в основном, Зоя и плела свои строматы (небольшие коврики для духовной практики), длинные дорожки и даже целые гобелены.

Жаль, что человечество ещё не придумало способа передачи запахов через фото или видео. Потому что сухой, горьковато-хвойный аромат абсента от этих работ до сих пор исходит изумительный.

Некоторые панно Зои Лебедевой находятся в частных коллекциях Швеции, США и Греции. Несколько работ имеется в собрании Санкт-Петербургского музея современного искусства «Эрарта».

Куклы-онгоны — ещё одно направление творчества Зои.

В первобытные времена онгоны считались вместилищем духов предков и использовались в качестве оберегов. Особенностью родовых онгонов были засечки, каждая из которых символизировала поколение или родовую ветвь.

Третья тема данной выставки — платья, созданные Зоей в технике лоскутного ручного шитья. Для сегодняшней демонстрации она привезла 30 экспонатов. Все они были сшиты художницей для себя лично и составляли когда-то её собственный гардероб, использовались в повседневной жизни.

Отыскать в посёлке Канепи профессиональных моделей для показа этой коллекции оказалось, конечно же, нереально. Поэтому в роли таковых пришлось выступить самой Зое, нескольким её подругам — местным жительницам и даже нам, гостям, приехавшим лишь посмотреть выставку и никак не предполагавшим, что доведётся, к огромному счастью, в ней ещё и поучаствовать.

Ну, а после дефиле, мы все вместе пили потрясающий травяной чай с вкуснейшими пирогами. И беседовали…

Например, о том, как Зоя создавала свои работы.

— Машинки, оверлоки все сгорели в пожаре. Я тогда жила в доме престарелых и начала шить руками. Сначала по заказу сшила старообрядческие сарафаны и рубахи. Шесть рубах и шесть сарафанов. И что-то с руками сделалось. Что я уже просто, как ткань увижу, начинаю пришивать куски друг к другу. Короче, так получилось 30 платьев. Потом я ещё 15 здесь сшила, с Вайду когда жила. Я уже остановиться не могла.

И это абсолютно каждый может. В этом свобода — когда у тебя ничего нет, кроме иголки с ниткой и тряпка какая-то валяется, подобрал и сшил. Всё. И пошёл.

Как хорошо вон на ней платье-то (Зоя указала на одну из участниц дефиле). Посмотрите!

— Да, очень красивое! — подтвердила собеседница и, воспользовавшись паузой, сама обратилась к художнице. — Я хочу попросить, чтобы ты мне дала два платья...

— Бери! — немедленно откликнулась Зоя.

А гостья продолжила:

— Мы поедем в Латвию, и я покажу, как можно сделать. А потом когда-нибудь приду к тебе в гости и принесу эти платья обратно.

— Конечно! Бери, — подтвердила художница. — Потому что кантри-стиль — это же вот что: ластовицу пришил и всё. И больше ничего не надо. Ворот я придумала сделать в виде сакрального креста. Всё начинается с выреза. А потом пришивается всё остальное. И никаких тебе вытачек, лекал. Ну, нет лекал. А сидит, вроде, хорошо.

— А у тебя всё вручную сделано?

— Да, всё абсолютно.

— Сколько времени у тебя уходит на платье?

— Ну, два дня. Если целыми днями шить.

— Ой, мы машинкой шьём целую неделю…

— Ну, а когда я тку панно, я по 16 часов работаю.

— Это те, которые по четыре с половиной метра?

— Да, по 16 часов в день. Три дня.

— Ты вообще человек? Или, может, ты из космоса? Или робот?

— Ну, когда спешишь… Но я привыкла сидеть. Да, и ночью, если остановиться не можешь.

В 2015 году, когда ей было 58 лет, Зоя познакомилась со своим будущим мужем, эстонским кинодокументалистом Вайду Видилом. Который снял о ней замечательный фильм «Кинжодух». Это название является палиндромом слова «художник».

— Вы, говорит, художница? — поделилась воспоминаниями Зоя. — Я отвечаю: вроде бы, да. Тогда я вас уже люблю… Это эстонец такое сказал! Я офигела. Первый раз в жизни я такое услышала от человка. От мужчины, который готов всем помогать, кто творчеством занимается.

— Вайду был, как сказать, очень… — начала было рассказ о своём земляке хозяйка общинного дома Марью Ялас, но замешкалась.

— Острый? — подсказала Зоя.

— Да, острый. И, например, у меня с ним были и такие, и такие ситуации… Но, скажу так, когда Вайду встретил тебя, он изменился на 180 градусов.

— Мягче стал?

— Да. Помню, когда вы с Вайду пришли в первый раз… У него были в мешке твои тапочки, чтобы танцевать. И так тихо он спросил: «Как ты думаешь? Вот у меня здесь такая хорошая удмурточка есть. Можно, чтобы она тоже тут танцевать будет? Как ты думаешь?»… Я такого Вайду никогда раньше не видела. И с этого дня наши отношения совсем другие стали. Потому что вся эта политика, вся эта местная тяжёлость в отношениях куда-то ушли.

«Большое видится на расстоянье»

Зоя переехала к мужу в Эстонию. Но, к сожалению, вместе они провели лишь два года. В 2017-м Вайду ушёл в иной мир. Оставив в этом свой обширный архив. Для которого, как мечтает Зоя, неплохо было бы открыть отдельный музей.

— Он редкий был человек. Очень. Поэтому продолжение должно быть, — подчеркнула Зоя. — И то 22 плёнки высохли. Их уже нельзя цифровать. Что там в них было, непонятно. А всего 444 плёнки я сдала. Мне вернули материал на 4,5 терабайта. И готовы взять весь его архив. А ведь у него ещё печатная продукция была. Как-то всё бы вместе… Так я бы и свою коллекцию. Её вот куда? Вайду ведь привёз сюда и картинки, и всё остальное. Я помру, дак это выкинется же всё…

— Наш депутат в Рийгикогу купил для волости, для музея очень-очень старый большой дом в парке, — вновь вступила в разговор Марью Ялас. — Но ремонтировать его уже невозможно. Надо снять и новый построить. Но когда это будет, сейчас никто об этом не говорит. Потому что времена очень тяжелые, всё закрывают, запретят. У нас строят за миллионы новые помещения, но то, что уже есть, это… Так что у нас есть дом для музея, но когда там будет музей, мы не знаем. Но это самое правильное место и для сохранения памяти Вайду тоже. И его работ.

— В Удмуртии его любят больше, я так понимаю, — предположила Зоя. — Ценят и любят больше. Потому что издалека, видимо, виднее. Я уже там наигралась и в славу, и вот в это всё… Когда мы, художники, прочёсывали регион, когда жили там. А здесь… Здесь оно не так востребовано. По крайней мере, нету пыла, чтобы востребованным быть здесь.

— Мне кажется, ты очень хорошо вписываешься в эстонское искусство, — возразила гостья из Таллинна, художник-модельер Светлана Малышева. — Как будто ты отсюда пришла.

— Ну, может быть, дело в удмуртской ментальности… Вайду говорил, что удмурты ближе всего к эстонцам. Он наблюдал. Может, это глубокая удмуртская депрессия, которая там, внутри сидит, загнанная… Не знаю…

Зоя ненадолго замолчала...

— В общем, Вайду надо продвигать, — уверенно заключила она, наконец.

Конечно, без политики никуда. И мы тоже не могли обойти стороной проблему русского языка и вообще русской культуры. В том числе вопрос её так называемой отмены.

В Канепи, как пишет «Википедия», 98,8 процента эстонцев. Тем не менее…

— «Унылая пора! Очей очарованье! — вдруг начала читать Марью Ялас. —

Приятна мне твоя прощальная краса —

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум… и первые морозы,

И отдалённые седой зимы угрозы».

Я не знаю, почему, но с третьего класса до сих пор помню это стихотворение Пушкина наизусть. Каждой осенью, когда я вижу такую погоду, оно вспоминается… Может, потому что никто, по-моему, лучше не может сказать про такую погоду, как это стихотворение. На эстонском, по крайней мере, я не знаю…

А потом хозяйка дома удивила нас ещё больше.

— Я точно год назад купила гармошку и почти уже умею играть… — предварила она своё выступление и исполнила пару чудесных народных мелодий.

А кое-кто из гостей, не удержавшись, немного под них повальсировал.

Вот такой странный, волшебный, в каком-то смысле даже мистический вечер выдался у нас в тот День всех святых.

Между прочим, Зоя Лебедева убеждена, что в человеческой жизни нет ничего случайного. В любом её проявлении, даже самом прозаическом, присутствует магия. Мы об этом просто забыли. Ну, или не хотим замечать. И я, кстати, с ней в этом совершенно согласна.

Вероника Маанди

Фото автора и из архива Зои Лебедевой

P. S. Фильм, из которого взят этот закадровый текст (для тех, кто больше любит читать и рассматривать фотографии), — здесь.

P. P. S. Закадровый текст другого фильма — элегии «Дикое место на карте Эстонии» — здесь.